Его постоянная тяга к первенству, власти, рано или поздно выливалась в убийство. При виде Эробеса он плевался, как будто ему насильно залили в пасть горькую травяную настойку, закрывал глаза и спешил уйти из его поля зрения; всегда убежденно твердил: жизнь в Северной стае худшее, что могло с ним случиться. Он искал в брате поддержки, и тот всегда покорно кивал и соглашался, не в силах возразить. Убедить в обратном было невозможно – это твердая вера укоренилась в нем еще с щенячьего возраста – когда ты еще не понимаешь почему свет всегда уступает тьме, почему, пробудившись, так тяжело разомкнуть веки, а вечером наоборот унять возникшее возбуждение – она записана на подкорке мозга, в коде ДНК, стоит клеймом от рождения. Настолько простое отношение, будто перед ним еще слепым дитем мать и отец раздирали тело брата. Он чувствовал себя ничтожным, существом ограниченным, без права выбора, и пытался восполнить недостатки своими способами.

* * *

Словно царь, потерявший корону, но на короткий миг обнаружа ее у себя в руках, волк с торжеством окунал пасть в безобразное кровавое месиво внутри разорванной плоти, с блаженством, словно пил самое дорогое вино, достойное лишь его царского дома. Он запрокидывал голову, наслаждаясь триумфом над слабой жертвой, проглатывал скользкий кусок, настолько крупный от наступившей на волка жадности, что не хотел пихаться в горло. Он восседал на этом испустившем дух троне и с кошачьим удовольствием переминал лапами на неустойчивом мягком боку.
Два потухших темных глаза наблюдали за этой сценой с ледяным хладнокровием, не в силах понять, но в силах принять эту непростую черту. Они все еще не привыкли видеть перед собой уверенного, серьезного и внушительного волка, в них он представлялся таким, каким был много лет назад: спотыкающимся на каждом выборе, немного задумчивым и открытым миру.
Спустя несколько долгих мгновений, которые нельзя не измерить, не посчитать, торчавшие серые кости ребер оповестили о ближайшем окончании трапезы и тонкий живот, внутри которого не осталось ничего, кроме воздуха.
Тут он вскинул морду, отвлекаясь от своего дела, и влажная блестящая кровь, скопившаяся у него на губах, быстро побежала по подбородку и скрылась в густой шерсти. Добрые круглые глаза весело сверкнули, и над небольшой полянкой раздался легкий смех, будто кто-то сейчас весело пошутил.
– Не смотри на меня глазами строгой мамочки, – сдавленно прозвучал его голос, волк наклонил голову вбок, созерцая растерянный вид брата. – А то укушу, – и горько, но по-доброму, улыбнулся.

* * *

Возможно, его слишком правильно воспитали. Он рос один, мало общался с волчатами и взрослыми, и, пока проходило его небрежное детство, устои давно поменялись, а он это как-то пропустил по невнимательности. Иначе как объяснить игру Грида с чужой жизнью, будто она весит не больше, чем каменная крошка, осыпавшаяся иногда с их волчьей пещеры. Свой первый гнев Ян испытал давно, настолько сильный и неконтролируемый, что тогда чуть не перекусил брату шею, но вовремя унялся. С тех пор он смотрел на его пристрастия сквозь пальцы, молясь про себя, чтобы однажды ночью он не проголодался и не попробовал на зуб кого-нибудь из северян. Но никогда он не замечал за Гридом агрессии или хищного взгляда на собрата без причины, а где он выискивал жертв для утоления своей жажды, Ян никогда не интересовался. Хотя стоило бы.
Поморщившись от возникших в голове предположений, Янко добавил шагу, уходя все дальше от места своего несчастья. Но несмотря на эту напускную взрослость и необузданность, которую ему демонстрировали изо дня в день, он волновался за брата, оставленного на той красной поляне в одиночестве. Но только проскользнувшее воспоминание о Тристере вмиг оттеснило в сторону все прочее, что его сейчас так заботило.
Молодая и привлекательная, она казалась ему гораздо умнее и преданней своих ровесниц. Она не напоминает юных и беззаботных волчиц, которые только и делают, что виляют хвостами перед воинами, едва пройдя первое испытание и даже не доказав силы своего характера и надежности – качества, на которые должен опираться самец при выборе спутницы жизни. Янко же в голову пришла мысль, что, возможно, она именно та, с которой он может разделить тяжелый секрет, попросить совета или ждать поддержки. А может и остановить свои поиски и стать полноценной семьей.
Не так давно в жизни волчицы должно было произойти значимое событие – самая настоящая охота. Но Ян, как ни рвался, не мог присутствовать на ней, потому что Гриду вздумалось поиграть в робинзонов и они в паре несколько дней жили изолированно. «Как в старые добрые!..» – радостно подмечал брат, но Ян не разделял его энтузиазма и вот, по истечении последней капли терпения, сбежал от него. И ощущение ближайшей встречи с Тристерой и уверенность в ее успехе тонким лучом пробивали нависшую над ним туманную стену. Чудилось ли ему, но ветер, хлеставший волка по мохнатым щекам, окунал его с головой в ее сладковато-горький запах, и это вернуло его в те моменты, когда он зарывался носом в ее грязно-белую густую шерсть. От этих мыслей растерялась всякая осторожность и все стоящее перед глазами расплылось неясным кругом. И следовал он за этим запахом, доверчиво, как слепой за верным псом-поводырем.

Отредактировано Янко (06.07.2015 18:39)