Холодный пот прошиб меня от самых кончиков ушей до подушечек на задних лапах. Я проснулась в легком бреду, распахнув широко глаза и мелко задрожав всем телом. Голова ужасно болела, а в носу скапливалась неприятная слизь. Нет, я не могла подхватить хворь в такой ответственный момент. Кое-как встряхиваю голову, чувствую тяжесть около живота, в темноте слепо тыкаюсь носом в первого попавшегося. По запаху это Асе. Она обычно спит ближе к моим передним лапам. Кажется, брат отпихивает её от самых молочных сосков. Такие еще маленькие и беспомощные, но уже явно с характером.
Простите детишки, но я хочу встать. Без резких движений и рыка, медленно перекатываюсь на живот, а затем встаю. Пасть сыночка тихо щелкает, когда он сворачивается в клубок без теплого мамина живота. Маленькая Асе пищит, но касаясь носом брата тут же засыпает. Я вздыхаю прерывисто, чуть со свистом и иду к выходу из пещеры. Я, как кормящая мать вместе с детенышами живу в самой глубине, чтобы меня не беспокоили другие волки, чтобы защитить молодое поколение от ветров и сильной жары, и чтобы еще всякое разное, чему я обычно не предаю значения. По-моему, это очень даже мудро. Хотя иногда мне хочется видеть вокруг себя чуть больше света. Наслаждаться теплотой солнечных лучей и мягкой солоноватостью бриза.
Я выхожу наружу и теперь уже сладко и медленно потягиваюсь. Разминаю каждую косточку и растягиваю затекшие от лежания мышцы. Я немного голодна, ведь волчата постоянно требуют молоко. Но лишь сегодня на рассвете охотники отправились за добычей. Надеюсь, им удастся завалить кого-нибудь большого. Я бы непременно притащила кусочек малышне, чтобы уже начинали готовить зубы к твердой пище. Им всего лишь дней тридцать, может чуть больше. Но взрослеть никогда не рано, тем более в условиях естественного отбора.
Покружив вокруг логова и не найдя никого из стаи, я отправилась к небольшому ручейку, дабы окончательно размяться перед предстоящей лежкой. Спускаюсь в овражек, к искрящемуся на солнце водному потоку и принимаюсь жадно лакать, освежая пасть прохладой. Тяжесть с головы после дурного сна медленно, но верно проходит. Я жмурюсь и медленно вожу ушами, наслаждаясь каждым моментом тайной вылазки из логова.
Еще издалека я заслышала топот лап по земле. Волки возвращались с охоты. Я встрепенулась и поспешила обратно, к логову, дабы застать их там. А точнее, чтобы они не застали меня где-нибудь в другом месте. Выбежав на поляну, я замерла перед входом в пещеру и села, начав принюхиваться и желая понять заранее, кого же тащат охотники.

Вот, первые волки, словно подснежники в марте, стали появляться меж деревьями и заваливаться на поляну по двое и трое. Группа оказалось не маленькой, но на мордах состайников я видела разочарование. Я поднялась им навстречу, завиляла хвостом, словно портовая шлюха, встречая голодных до ласки моряков из дальнего плавания. Я заглядывала им в глаза, облизывала свой и без того мокрый нос и сгорала от нетерпения. Одна часть меня уже четко понимала, что добычи нет. Что эти бездари и олухи не загнали даже мало мальски дохлого оленя, а значит я и мои дети останутся без еды. Но другая часть меня, что отвечала за внешнее проявление эмоций все же надеялась, что они меня разыгрывают. Что сейчас появится их несравненный главарь, мой супруг Демон, он будет сам тащить огромную тушу, так как именно он и завалил рогатого.
Минуты тянутся мучительно долго, мой хвост уже перестал метаться, когда на поляну перед логовом выходит он. Явно уставший, расстроенный. В глазах огоньки злости и голода. Естественно, у него нет еды для меня. В одну секунду я с трудом подавила в себе желание вцепиться ему в глотку и вырвать оттуда кусок мяса, чтобы поесть.
Он приблизился и приветствовал меня, а я все еще боролась с желанием оторвать хотя бы его ухо. Он насторожен. Я чувствую, как тугими нитями струн напряжены его нервы. Пожалуй, мне не стоит с ним сейчас играть. Неверно сказанное слово или косой взгляд может обернуться мне боком.
- Здравствуй,- тихо вторю я Демону, разворачиваюсь и ухожу внутрь логова, где мы спали. Там пара беспомощных комочков тыкались друг в друга и попискивали, ища моего тепла и молока. Простите детки, но у меня для вас ничего нет. Я пуста.
Подхожу к своеобразной подстилке и укладываюсь перед ними, слегка придавливая морду Асе. Но девочка догадывается, что ей будет сложно дышать и быстро освобождается, тыкаясь маленькой мордочкой мне в живот. У них уже открыты глаза, но они еще не видели мира. Я им все так же нужна, как и раньше, а еще им нужен отец, который будет нормально о них заботиться. Я вытягиваю лапы вперед, лежа на боку, и кладу на них морду. Чувствую, как остренькие зубы впиваются мне в соски, детские пасти беспомощно и тщетно сосут. Я оскаливаюсь и тихо взрыкиваю. Надеюсь, Демон не примет это на свой счет. Хотя, какая разница. Отчасти и он виноват в том, что мне сейчас больно. Я стараюсь на него не смотреть, прикрываю глаза и в тысячный раз удивляюсь как я могла позволить страсти затмить мой разум и позволить себе забеременеть. Стать обузой. Той, что не может покинуть логова, той, чьи мысли только об этих карапузах и их жизни.

Щенки продолжали беспомощно жаться в моему животу, а их папаша тем временем вихрем влетел в логово и остановился рядом со мной, смотря в глаза с явным раздражением и вызовом. Я продолжала смотреть на него, не проявляя агрессии и какого бы то ни было подчинения. Скорее я просто ожидала, что же дальше выкинет этот, потерявший всякий контроль, волк.
Поняв, что сказать ничего в свое оправдание он не может, я хмыкнула и повернула голову к волчатам, медленно проходясь языком по их маленьким головкам и спинам. Послышалось довольное сопение - не найдя еды, волчата стали засыпать, проваливаясь к тихую негу собственных фантазий.
Я тоже, если честно, начала дремать. Сон во время голода - лучшее лекарство. Пока ты спишь, ты защищен от собственных мыслей и можешь хотя бы немного восстановить энергию. Однако, во сне можно и умереть, если совсем уж не заботиться о собственной физиологии. Как ушел Демон я не слышала. Носом я уткнулась в бок Арне и вдыхала его детский, молочный запах, который был отчасти и моим. Они еще не выходили на улицу, а потому собственный букет ароматов еще не приобрели. Их шкурки пахли моим нутром и теплой беспомощной нежностью.
Из неглубокого дрема меня выдернул резкий звук упавшей туши и голос волка. Я резко подняла голову, отводя уши и еще сонно смотря на супруга.
Слова резанули слух. Он кидал их мне в морду, словно ошметки земли. Но в полете они превращались в острые клинья и больно резали на кусочки душу. Я смотрела на рычавшего волка во все глаза, не показывая зубов, не дыбя шерсть. Конечно, давно можно было заметить, как сильно изменился Демон с тех пор, как я забеременела. Хмурый, злобный, абсолютно неконтролируемый. Он больше не был внимателен, его легкая грубость, что заводила во время ухаживаний, стала настоящим кошмаром, а слова... Они были полны яда, насмешки, упрека. Будто каждой своей следующей фразой он старался меня унизить. Показать, что я ничто. И вот, теперь он высказал в открытую, что думает. "Сосуд с молоком", вот как он меня назвал. Вот что имеет для него значение.
- Ты...- я тихо, утробно зарычала, опуская морду к лапам и смотря исподлобья на черного,- Ты не имеешь никакого права требовать от меня ласки и поддержки. Ты никогда не интересовался моим самочувствием и как растут твои дети. Ты мерзкая тварь, так что не смей требовать от меня хотя бы толики нежности. К тому же еще и бесполезная тварь, которая не в силах поймать мало мальски приличную добычу.
Сквозь рык рвались наружу слова. Я гортанно выплевывала их и дыбила шерсть на загривке, слегка приподнявшись на лапах, тем самым прикрывая волчат животом, но крепко стоя на всех четырех.
- Разорвешь мне глотку? У тебя не поднимется лапа меня тронуть, потому что я единственная кормящая самка и твои дохляки сдохнут без моего молока,- я огрызнулась на Демона. Больше выносить его присутствия я не могла. Слова и обида жгли мне глотку, глаза горели от слез, что готовы были вот-вот брызнуть. Рыкнув на мужа, я полностью покинула подстилку, и вышла прочь из логова. Мне нужно было немного проветрить голову, обдумать все, что я сказала сгоряча.
Встряхнувшись, я опустила голову, чтобы не видеть взглядов состайников, устремленных на меня. Облизнув клыки, я потрусила прочь от логова, погружаясь в собственные мысли.
Пожалуй, я не должна была так говорить. Но... Но как он мог сказать такое. Ведь тогда, мартовскими ночами он носился за мной и говорил, что любит, и сыпались объятия и укусы. Я чувствовала эту нежность, она переполняла его. Его глаза горели. Хмык. Нужно перестать обманывать себя. Его переполняли гормоны, что разбушевались рядом с течной сукой. Он зверь, желающий продолжить свой род. Природа велела ему вести себя так. А я, по не знанию повелась, открылась. Глупая. Глупая твоя башка. Давно ведь заметила все эти предпосылки. Давно поняла. Но все надеялась, что малышня изменит его, что он откроет мне сердце, что я стану для него хотя бы кем-то. Но нет. Уже три луны подряд длится это. И сегодня он сказал. Лишь сосуд. Как же обидно это слышать и понимать. Как больно и горько ошибаться. Чертов тяжелый опыт.